good
Работает княжий сыск.
Всё-таки, что ни говори, а пить надо в меру. Вот ограничься он вчера одною-двумя чарками браги и нынче был бы свеж как огурчик. Но ведь нет! А всё Фарлаф Хряк, чтоб ему пусто было: пей да пей! Ему-то ничего: зря, что ли, Хряком народ кличет? В него, почитай, цельная кадушка бражки войдёт – и хоть бы хны. А он, Инегельд, всё ж таки мужик пожиже будет. Да, перед бабами гоголем ходит. Егда надо, могёт и полбазара оглоблей разогнать. Но то – такое дело. А вот довелось в кои-то веки с дружиной княжескою попировать – и ужо всё: токмо чарку выпил, а уж как до родной избы дополз и не ведает. Да-а-а… Нехорошо получилось!
Инегельд спрыгнул на пол и поплёлся к кадушке со студёной водой, притулившейся в углу. Во рту было мерзко: такое чувство, что давеча там не брага плескалась, а печенежская орда вволю оттопталась. Он разбил ковшом образовавшийся за ночь лёд в кадушке, черпанул водицы и припал к ней жадными губами. Остатки плеснул себе на голову. У-у-ух, добре-то как! Стук не стихал. Разве что теперь ритмичные удары кулаком в дверь перемежались чьим-то до боли знакомым голосом:
– Инегельд, отворяй! Дело срочное: тебя князь кличет!!
«Хм… князь? Чего ж там такого-то за ночь приключилось?». Инегельд, как был босиком, в исподней рубахе, поплёлся к двери. Убрал запор и распахнул её настежь. В задымленное нутро избы хлынул морозный предутренний воздух. На дворе было ещё темно, но порог дома и самого его хозяина освещал свет факела, который держал в руке княжий отрок.
– А, это ты, Руар? – Бросил Инегельд, пропуская вестового в избу. – Пошто ото снов сладких отрываешь?
– Дело есть, – отрок, не медля, затушил в сугробе факел и протиснулся в дверь. – Тебе, Свиное Рыло, князь велит новый сыск распочинать.
Вообще-то, Инегельда называли Свиным Рылом лишь за глаза: нрав у него был крутой, и потому мало кто жаждал отведать его тумаков. Но с Руаром они были знакомы издавна, да к тому же питали взаимную симпатию, почему княжий отрок нет-нет, да и позволял себе в лицо кликать приятеля Свиным Рылом. Без свидетелей, вестимо.
Прозвище, меж тем, было Инегельдом вполне заслужено, и он даже гордился им, хотя виду не показывал и, если доводилось краем уха услыхать его, сказанное чьим-то неосторожным шёпотом, непременно супил бровь. Инегельд слыл лучшей княжей ищейкой – сыскивал и находил душегубцев и татей. Оттого и называли его за глаза Свиным Рылом, что в своём сыске он совал везде свой нос, аки свинья своё рыло в калашный ряд.
– Што за сыск? Давеча токмо Соловья-свистуна споймали – отпочить не успел, – недовольно пробурчал он.
Тем временем Руар по-хозяйски черпнул в кадушке ковшом воды, испил и теперь что-то жевал – парень он был не промах и успел нашарить хлеба и холодного мяса на столе.
– Дело, как ты любишь, – гундел он с набитым ртом. – Давеча, аккурат перед заутреней, смерды выловили на Лыбеде мужичонку: нахлебалси браги да по бабам пошёл. Шёл-шёл, да не дошёл: под лёд провалилси…
– Тьфу, – ругнулся всё так же стоящий в исподней рубахе босыми ногами на простывшем земляном полу Инегельд. – А я-то тут каким боком? Неужто князь запамятовал, што Инегельд Свиное Рыло чинит сыск токмо над делами особливыми – княжьими да болярскими? Здеся же ж какой-то бражник да бабник…
– Да ты погодь гоношиться, – перебил приятеля Руар, продолжавший уплетать мясо. – Мужичонка-то непростой оказалси: княжий летописец, при нём лукошко, а в том лукошке – две ручонки. Понимать надо!
– Итить его в кочерыжку! – От удивления Инегельд сел на лавку. – Это кого ж он так?
– А вот это, Инегельд Свиное Рыло, и велено тебе разведать, – утирая рот пятернёй, сказал отрок. – Сбирайся: к князю едем.
Journal information